Заплакала даже судья: что смертельно больная 20-летняя девушка-инвалид сказала тем, кто отправил ее умирать в колонию

Вчера, 16 октября решилась судьба Жени Ломаковой — 20-летней москвички с муковисцидозом, которую еще в июне приговорили к 6 годам колонии по наркотической статье. Мосгорсуд отклонил жалобу защиты, а это значит, что в ближайшее время она отправится в женскую колонию.

Девушку задержали в декабре 2024 года: в квартире нашли мефедрон. При этом вместо хранения ей вменили более тяжкую статью — покушение на сбыт. Женя призналась, что работала «закладчицей», чтобы заработать на дорогостоящие лекарства. Но вовремя одумалась и прекратила этим заниматься.

С июня она находилась в СИЗО. В заключении состояние Жени начало ухудшаться: функция легких снизилась вдвое, девушка теряла в весе. Медэкспертиза, которой с боем добились ее близкие, подтвердила, что ее состояние близко к критическому, но не нашла у нее заболеваний, мешающих сидеть в СИЗО.

Как прошло заседание и чего боятся близкие Жени — в материале MSK1.RU.

Ровно в 9 утра 16 октября у зала в Мосгорсуде уже собрались родители Жени. Сестра и адвокат сосредоточенно перебирают бумаги и документы в надежде, что им дадут возможность их передать суду: на прошлой неделе от Депздрава Москвы пришел ответ — власти признали неполной экспертизу, которая оценила состояние Жени как пригодное для заключения в СИЗО.

Спустя 10 минут прибежал парень в спортивной куртке — это друг Жени. Дальше по коридору сидела еще пара журналистов.

«А пресса зачем? В чём резонанс? Вроде 228-я — распространенная статья», — задался вопросом сотрудник суда, увидев у зала фотографа с камерой.

«У нее болезнь из перечня запрещенных к нахождению в СИЗО и колонии», — не выдержав, вклинилась в разговор сестра Жени.

В коридоре повисла тишина, которую прерывали лишь хлопки двери кабинета напротив — курилки. В этот момент по коридору распространялся легкий запах гари. Позже Женя расскажет, что такое соседство для нее противопоказано: даже в СИЗО она содержится в камере для «стопроцентных некурящих». Но сегодня в суде ее не будет — заседание пройдет по видеосвязи.

В зал зовут всех собравшихся. На экране появляется миниатюрная девушка в черной толстовке. Когда она встает, половину лица закрывает металлическая решетка. Если бы Женя была среднего роста, в зале суда ее было бы видно по грудь. Девушка в этот момент видит только тройку судей в мантиях — во главе стола седой мужчина, а по сторонам от него сидят брюнет в очках и молодая женщина.

Глава коллегии объявляет: в составе участников изменения — новый прокурор. Адвокат подсудимой выступает с просьбой: приобщить к делу два медицинских документа. Отказ. Эту стадию уже давно прошли, объясняет судья, не дослушав защитника. Заседание продолжится последним словом Жени. В прошлый раз она просила отложить рассмотрение и дать ей время подготовиться к финальной речи.

Женя снова встает. Даже в небольшом помещении для ВКС за несколькими решетками рядом с ней на столе ингалятор.

«Уважаемый суд, я хочу обратить ваше внимание на то, что у меня болезнь с детства, — начинает она свое выступление. — Мне не нужно ее "переподтверждать": она относится к хроническим и неизлечимым. Ее можно только поддерживать и немного отсрочить смерть. Легкие постепенно перестанут функционировать, я начну задыхаться, параллельно медленно захлебываясь мокротой.

И чтобы оттянуть этот момент и как можно дольше прожить, я ежедневно пью таблетки для поддержки печени, почек — эти органы страдают из-за большого количества приема лекарств. Делаю ингаляции стационарным ингалятором минимум 3 раза в день. Провожу внутривенную терапию, антибиотики, бронхолитики и делаю дыхательную гимнастику, чтобы хотя бы чуть-чуть у меня отходила мокрота.

Я не затрагивала эту тему, но даже сейчас, когда я выхожу из камеры на видеозаседание на несколько часов, я вынуждена брать с собой стационарный ингалятор, так как в какой-то момент я могу начать задыхаться. Вот так вот он выглядит».

Женя поднимает прибор перед собой. К нему прикреплена прозрачная пластиковая маска. Девушка показывает провода — ингалятором можно пользоваться только от розетки.

«Без него я не могу существовать. При ходьбе у меня одышки. Сотрудники СИЗО об этом знают, они уже заходили ко мне недавно — узнать о самочувствии».

По словам Жени, вопрос с лекарствами сейчас для нее стоит очень остро. Благотворительный фонд перестал обеспечивать ее дорогостоящими препаратами после достижения 20 лет — у них есть возрастной лимит на оказание помощи.

На врачебную комиссию, которая выдает жизненно необходимую «Трикафту», она сходить не может, потому что уже несколько месяцев изолирована от общества. Найти деньги на самостоятельную покупку «Трикафты» у семьи вряд ли получится — месячная дозировка стоит больше 1 миллиона.

Последние месяцы сестра передавала ей в московское СИЗО остатки препарата, которые хранились дома, а также собирала по неравнодушным знакомым упаковки аргентинского аналога — «Трилексы». Получится ли у родственников найти еще лекарства, передать их в колонию и сколько времени займет настройка всех этих процессов, пока неясно. Сейчас Женю большего всего пугает «этап».

«По пути в колонию я просто могу умереть, — объясняет Женя. — Там не будет розетки, чтобы подключить вот этот стационарный ингалятор. Не будет у меня под рукой лекарств никаких абсолютно. Конвой отберет всё по регламенту. И с большой вероятностью я буду ехать с курящими людьми, что для меня тоже опасно.

У меня есть лекарства для ингаляций, которые должны храниться в холоде. К сожалению, они могут испортиться и будут непригодны. Их придется просто выкинуть. Я даже в принципе не представляю, как буду переносить все эти вещи. У меня минимум 2–3 сумки с лекарствами, со всеми вещами, с ингалятором. Никто мне не будет помогать, я просто со своими легкими не смогу».

На этих словах в зале начали раздаваться всхлипы.

«Я и так знаю всю свою осознанную жизнь, что я могу умереть к 20–30 годам, — продолжает девушка. — Но я не хочу, чтобы это происходило именно при таких обстоятельствах».

В последней речи она не «дает заднюю» и подтверждает: действительно занималась сбытом, но до октября 2024 года. Бросила это всё сама, за несколько месяцев до задержания.

«[Я делала это] не потому, что мне хотелось купить себе какую-то дорогую машину или же какую-то крутую технику. А просто потому, что я не хотела быть обузой для своих родных. Я хотела помочь маме, потому что у нее в 2023 году случился инфаркт головного мозга и она была парализована. Плюс я узнала, что буду обеспечена дорогостоящей терапией только до 19 лет».

«Я не хотела быть соучастницей чьей-то смерти или чьих-то проблем. Наркотики я начала употреблять, потому что на самом деле сложно справиться с тем, что у тебя происходит в жизни. Постоянная борьба с моим заболеванием, у мамы инфаркт. И я понимаю, что это с ней из-за меня произошло. Я понимаю, что на протяжении всей жизни мама только и делала, что старалась уберечь мое здоровье, чтобы я как можно дольше прожила. Я понимаю, что это из-за меня. Мне кажется, что у нее уже никогда не наступит какое-то спокойствие в жизни, умиротворение».

Здесь Женя сорвалась на плач. Мама уже не могла слушать и смотреть на нее, наклонилась к коленям. Слезы появились даже на серьезном лице одной из судей. Она быстро спрятала глаза, скрывая сентиментальность.

«Уважаемый суд, я умоляю вас назначить мне условное наказание. Хоть на 10 лет, хоть на 15 лет. Я хочу пожить, я готова хоть каждый день ходить на инспекцию, отмечаться, находиться под жестким контролем, просто чтобы жить. Если невозможно назначение условного наказания, то я прошу хотя бы отсрочить мне. Чтобы скрасить этот год хорошими воспоминаниями, побыть с близкими и… и всё.

Мне очень стыдно, что мама, вложив в меня столько, сейчас видит то, что я здесь. И у этого такие последствия. Что просто все вложения мамы ушли насмарку. Вот и всё. Я прошу хотя бы дать мне отсрочку на год. Спасибо».

Еще некоторое время она не могла успокоиться и продолжала стоять, закрывая лицо руками. Судьи, смутившись, попытались выяснить, завершила ли подсудимая свое последнее слово. И не получив ответа, удалились в совещательную комнату.

Спустя 15 минут коллегия вернулась и зачитала решение: оставить жалобу без удовлетворения. С этого момента приговор, которым Жене назначили 6 лет колонии, вступил в силу.

После оглашения родители успели только подняться с кресел и помахать Жене руками. В зале Мосгорсуда сразу выключили микрофоны. В соседнем окне на экране телевизора уже появился следующий подсудимый — тоже за металлической решеткой. Последнее, что девушка услышала после оглашения, — слова незнакомого арестанта: «Это кто там такой плачет? Ты по какой сидишь?»

Мы рассказывали, что родные неизлечимо больной Жени Ломаковой будут дальше добиваться ее освобождения.

В феврале 2025 года от муковисцидоза умерла журналистка Таисия Шеремет, ей было 22 года. Она вела блог о своей борьбе с муковисцидозом и «войне за лекарства» в России. Она писала, что хочет дожить до лета 2025 года, когда станет доступен необходимый ей новый препарат.

Мы также рассказывали историю Ильи Власова из Волгограда, который узнал о своем смертельном диагнозе в 6 лет и всё это время борется с муковисцидозом.