Один у переправы: как в Кургане работает паромщик, соединяя людей и берега Тобола

С 7 утра до 10 вечера без обеда и выходных работает паромщик дядя Коля, который переправляет людей из Шевелевки в СНТ «Мичуринец». Отчаливает каждые пять минут. Сменщика пока нет — на СВО. Как поется в песне Аллы Пугачевой, «Влюбленных много, он один — у переправы». Корреспондент 45.RU четырежды прокатился на пароме с немногословным и саркастичным дядей Колей и ощутил, как «струится время без конца у тихой рощи».

— Давно вы работаете на пароме? — интересуюсь.

— Давно. Дверцу закрой. Выпадешь. Тебя-то не жалко, аппарат дорогой.

— А сколько лет-то уже? — внимательно жду ответа: паромщик включил двигатель, и к невыносимой жаре прибавился невыносимый шум.

— Да я молодой пришел, после армии. Мне сейчас 78 будет.

— И вы все это время работаете на пароме?

— А что делать-то? МРОТовская пенсия. Работаем как можем.

— А зимой как?

— Я пенсионер. Пенсионер, — многозначительно выделяет дядя Коля.

— В вашей работе вам что нравится?

— Да ничего. Абсолютно. А что, вы не видите? Это же уголовка. Что-нибудь случится, НКВД придет, составит протокол, и поехал.

— За столько лет ничего не случилось?

— Да почему. Всё что угодно. Много раз было. Всего не расскажешь.

— А самый запоминающийся случай какой был?

— Как пристанут — не отстанут! Ага? — вклинивается кто-то из пассажиров.

Я совсем забыла об их существовании.

— Прыгун был такой, — рассказывает дядя Коля. — Мы отъехали, полный паром был, ему захотелось кураж показать. С пирса прыгнул в воду. В дно ударился, позвоночник сломал. Сейчас на коляске ездит. Без двигателя, правда. Руками управляет. Там прав не надо, ничего абсолютно.

— Инвалидом стал, — объясняет для непонятливых та же пассажирка.

— Такой же нетерпеливый был, как корреспондент, стоящий перед нами, — подкалывает меня паромщик.

На причале пассажиры-новички уточняют, сколько стоит проезд. 17 рублей. Дядя Коля из-под своих темных очков бдит, чтобы все заплатили. На сдачу идут монеты с огромного магнита. Кто-то желает расплатиться картой. Паромщик ворчит себе под нос и рассчитывает.

— Так все-таки принимаете переводом? — подлавливаю его.

— Конечно. Если толковый перевод. А то мусолят-мусолят, сами двух слов сказать по-русски не могут. Вообще не але. Есть же такие. Что вы удивляетесь. Как у нас терминалы — что все соображают, что ли? Вон они в очереди стоят. В особенности в налоговой инспекции. Человек по 30 стоит в очереди. Потому что все бараны. А он один умный.

— Вы серьезно после армии пришли сюда работать? — не унимаюсь я. — Значит, вам нравится. Есть же в этом какая-то романтика.

— Какая романтика? Я на автобусе работал. Водителем. 57-й автобус. Там садоводы, и здесь садоводы.

— Так-то работа не сложная? — рискую я.

— Возьмите палочку и поработайте.

— Это как бурлак на Волге, да?

Дядя Коля молчит.

— А сколько раз за день туда-сюда? — мне уже нечего терять.

— Как китайцы: когда солнце всходит, мы на работе. Когда солнце заходит, мы уходим с работы. Как китайцы работают, знаете? На рисовом поле.

— Сколько кругов за час?

— Что я, считал, что ли? Делать мне нечего? Возьмите сами палку, я вам дам поработать. А я посижу. И вы посчитаете всё, что вам нужно.

— Сейчас-то вы ее не используете, палку эту.

— Почему не использует? По вечерам использует, — защищает паромщика пассажирка.

— Да, вечером нельзя шуметь, — вторит ей другая.

— Заботится о пространстве, — добавляет первая.

— Серьезно? — смотрю на дядю Колю.

— Серьезно, — за него отвечает вторая пассажирка.

— Так сколько лет вы на пароме? — пытаюсь уточнить момент, который не сходится.

— 150, — усмехается паромщик.

— Действительно. Я его еще в прошлой жизни знала. Не смешно. Он между мирами нас провозит, — отмечает первая пассажирка, как я позже узнала, визажист Наталья Слободенюк, которая купила дачу прошлой осенью.

— Классное сравнение! Там какой мир? А там какой? — вовлекаюсь в игру.

Дядя Коля для меня уже не недовольный жизнью пенсионер, а мифический герой Харон с острым взглядом. Он зорко следит не за «зайцами», а чтобы в царство мертвых обманным путем не проникли живые.

— Здесь душа загородная. А здесь городской активный жизненный темп, — с удовольствием рассуждает Наталья.

— А в этот промежуток, пока мы едем, что?

— Ощущение, чувствование своего комфорта. Медленное перетекание из активности в вибрации природы, природной стихии.

— А шум не мешает?

— Абсолютно. Я его вообще не слышу, — хохочет.

Кто-то из новых пассажиров замечает, что дядя Коля «трудится на благо».

— Слышали песню Пугачевой? Он переплавляет то туда одного, то другого сюда. Хорошая профессия, — говорит мужчина. Мы с дядей Колей улыбаемся — за минуту до этого он как раз говорил, что Алла Борисовна «больше знает о судьбе паромщика», и все вопросы лучше задавать ей.

— Все его здесь знают? — отмечаю я. Дядя Коля с интересом слушает, что ответит пассажир.

— Такого человека, да, обязаны все знать. Человек не ожидал, что вот так вот подойдет, к нему сказка сегодня придет и какой-то интерес будет к нему проявлять.

— Он как-то не готов к этому, к проявлению интереса, — констатирую я.

— Что вы в третьем лице при человеке? — не выдерживает какая-то женщина.

— Ну все, девушка, мы поехали, — недвусмысленно намекает паромщик.

— Спасибо! Ладно, до свидания!

— Не падайте.