У всех, кто участвует в СВО, разные судьбы. Целую книгу о судьбах и людях может написать руководитель зауральского филиала государственного фонда «Защитники Отечества» Наталья Семина. На пресс-конференции, которая прошла в конце прошлого года, она рассказала истории людей, которые приходят за помощью и просто поговорить.
— Наталья, а расскажите, пожалуйста, о курганском бездомном, который, как выяснилось, миллионер. Он еще участвовал в СВО в рядах ЧВК «Вагнер».
— ЧВК его призвала с колонии. А куда он [потом] вернется? Он опять туда же и пошел, на улицу. Я его нашла. Отмыли, прибрали. Когда мы ему восстановили документы, оказалось, что у него там 1,5 миллиона денег. Сразу нашлась дочь, сразу нашлись родственники. Приходит к нам с цветами, он же джентльмен. Костюм купил, медали повесил, прибранный. Я говорю: «Вова, ты красавец!» Он: «Я всё раздал родственникам — им важнее». Говорит: «А мне зачем?» «Так у тебя жилья нет». «Сейчас заработаю, приду и решим». И ушел обратно на СВО.
У меня таких трое, которых я взяла с улицы и отмыла, как добровольцы они заключили контракт с Министерством обороны и ушли на СВО.
— Какие еще были моменты, связанные с участниками СВО?
— В ЗАГСе их регистрируют быстро. Я пришла их просто поздравить. А там настоящая свадьба! С украшенными машинами, с цветами. Все по-настоящему. Этот без ноги, у этого тоже… Два ампутанта.
— Наверняка не все истории заканчиваются счастливо...
— Не обходится без того, что кто-то спивается, начинает пить. Прямо так конкретно. Тоже помогаем. И в реабилитационный центр, и в наркодиспансер. Прокапываем. Выводим из запоя, чтобы с ним можно было говорить, чтобы он что-то понимал. Выводим из запоя и стараемся чем-то занять. Почему возвращаются на СВО? Они нам так и объясняют: «Мы там нужные. А здесь мы потерялись, ненужные». Как ты не нужный? Нужный. Необходимый просто.
Многие вагнеровцы возвращаются на передовую. Казалось бы — всё, вы уже амнистированы, сидите дома. Нет. Они приходят и говорят: «Я уезжаю, я заключил договор. Там же наши. Мы опытнее, чем молодые. Мы уже знаем, как, где и какой маневр совершить». Там же дружба. «Там наши же пацаны». Реальные пацаны.
— Помогают ли участникам спецоперации психологи?
— У нас есть медицинский психолог. Он не в штате, но приписан к нам. Даже два. Они отрабатывают четко. Психолог и по запросу, и просто может сидеть с соцкоординатором и наблюдать, насколько эта помощь необходима.
Когда сюда приходят ребята — бойцы, которые уже в отпуске либо демобилизованные, либо ампутанты, они сначала молчат. Тихо сидят и слушают спикера. А потом они начинают, наоборот, говорить. «Приглашайте нас сюда, дайте нам выговориться». Много таких жен: «Да хватит мне уже рассказывать, я устала от твоих разговоров». Или: «Мне страшно». Ему-то выговориться надо. А кому рассказать? Вот с психологом и работаем.
— Кто-то из ваших близких участвовал в специальной военной операции?
— Мой сын сейчас находится на передовой. Прямо на передовой. Последний раз он [выходил на связь] 2 ноября... и до сегодняшнего дня нет никаких известий. Я нашла выход, мне только говорят его позывной и «на задании». А как же? Ко мне придет такая же мать, а я [ее] не пойму? Когда к нам приходят и говорят: «Вот ваш бы сын» или «Вы же депутаты, не отправляете»! Молчу. Да-да... Он сам пошел, не стал скрываться, выкручиваться. Он сказал: «Мам, не позорь ни меня, ни себя, я пойду и отслужу так, как надо».