«Витя, мы тебя нашли, ты узнал нас?» История сироты, который вернулся с СВО инвалидом и стал бездомным

Житель Екатеринбурга Виктор Баутин лежит в реанимации в московском госпитале Бурденко. 34-летнего уральца мобилизовали осенью 2022 года. В зоне боевых действий его тяжело ранило осколком. Сейчас медики оценивают состояние Виктора как стабильно тяжелое, насчет будущего прогнозов не дают. Сможет ли он восстановиться, вернется ли память и речь — неизвестно.

Виктор вырос в детском доме в поселке Малый Исток, единственный родной человек, который о нем точно будет заботиться, — это его брат-близнец Семен. Но сейчас братья оказались в отчаянной ситуации: у них нет дома. Куда везти Виктора после выписки, Семен не знает. Об этом — в материале E1.RU.

Этот клубок проблем закрутился много лет назад. В детский дом поселка Малый Исток Свердловской области Витя и Семен Баутины попали в семь лет, после того как опека изъяла их у матери, а потом лишила ее через суд родительских прав. В свидетельствах о рождении в графе «отец» стоит прочерк.

До детского дома ребята жили вместе с мамой в трехкомнатной квартире на Уралмаше. Жилье было муниципальное, не приватизированное, проживали по договору социального найма. За братьями, которые росли в детском доме, сохранилась прописка в этой квартире и право пользования. Но это «право» сыграло не в их пользу.

После детского дома ребята так и не смогли туда заселиться. И неизвестно, что бы с ними случилось, куда бы их занесло, если бы они случайно не познакомились с Ильей (он попросил не называть фамилию, так как не главный герой истории). Илья — житель Екатеринбурга, у него небольшой бизнес, владеет компьютерным клубом. Есть семья, трое детей. Так получилось, что он помогал братьям Баутиным первые годы после их выпуска из детского дома.

— Я познакомился с ними в 2008 году. Тогда у меня был компьютерный клуб почти в центре Екатеринбурга, — рассказывает нам Илья. — Как-то заметил там двоих ребят, на вид лет 17. Видел их до этого уже несколько дней. А тут их оплаченное время игры давно закончилось, но они никуда не уходят несколько часов, просто сидят. Я попросил их выйти из клуба, они послушались. Через какое-то время сам поехал домой, выхожу, а они стоят у дверей. Была зима, холодно. Понял, что ждут, пока я уйду, чтобы снова зайти. Спрашиваю: «Чего стоите?» Они молчат. «Вы где живете?» Они: «Нам некуда идти, у нас нет дома».

Парни рассказали Илье свою историю. Оказалось, что им не 17 лет, а 20, просто выглядят младше, худые, невысокого роста. После выпуска из детского дома они приехали в квартиру, где когда-то жили с матерью и старшими сестрами. Дверь тогда была заперта, соседи рассказали, что мать там появляется редко. Они дошли до участкового. Тот составил акт, что не может обеспечить доступ в жилье. Ребят определили в общежитие колледжа, где они учились после детского дома.

После окончания колледжа общежитие им было уже не положено.

— Так парни оказались на улице, жили где придется: то у друзей переночуют, то еще кто-то приютит, — рассказывает нам Илья. — Устроились на работу столярами в какой-то частный цех, этот ипэшник их в какой-то момент кинул с деньгами — не заплатил. Идти некуда, к кому обращаться за помощью — не знают. И несколько дней они сидели у меня в компьютерном клубе, пока не закончились деньги.

Тогда, в морозную ночь, Илья, возможно, спас им жизнь или уберег от обморожения. Он запустил братьев обратно в клуб и разрешил пожить там, но дал напутствие: ищите работу. А сам решил поехать в ту квартиру, где жили в детстве ребята, чтобы удостовериться, что они говорят правду.

— Приехал — закрыто. Пошел по соседям, стал расспрашивать, вышли бабушки. Они вспомнили Витю и Семена, рассказали, как сами много лет назад вызвали милицию, когда мать на несколько дней закрыла детей одних в квартире, видимо, ушла в загул. Дети тогда высовывались из форточки, просили еду.

— Тут же валялась аптечка, все таблетки тоже съели. Видимо, их было немного (острого токсического отравления не было. — Прим. ред.). Ребят сначала увезли в больницу, потом до решения суда о лишении матери прав они жили в приюте, затем их определили в детский дом…

Пока Илья разговаривал с соседями, домой пришла мать братьев — пьяная, как говорит он, в хлам. Илья заглянул в квартиру — там горы мусора, вонь, межкомнатных дверей нет, электричество отключено за долги.

— Поговорить с ней не удалось, она была не в состоянии. Понял, что дело совсем плохо. Ну как можно было в такую квартиру выпускников детдома заселять! Да еще к матери, которая лишена родительских прав из-за того, что чуть не погубила детей…

Илья тогда решил помочь братьям как-то адаптироваться к взрослой жизни. Устроил на работу к себе в клуб. Сначала помощниками администратора, потом администраторами, а затем они доросли и до системных администраторов: стали разбираться в компьютерах, переустанавливали программы, закачивали игры. Но продолжали жить в клубе, спали в зоне отдыха.

— Хотя они уже нормально зарабатывали, могли снять жилье. Но их всё устраивало: за коммуналку платить не надо, кухня и бар есть, питание для сотрудников бесплатное. Тогда они были увлечены играми. Выходные тоже проводили в клубе, играли. Можно, конечно, порассуждать, упрекнуть их в недостаточном стремлении достичь чего-то большего, в том, что не думали о будущем, жили одним днем. Я пытался объяснить им это, говорил про мотивацию. Но… все-таки старт в жизни у них был не самый лучший. Хотя ребята очень порядочные, честные, добросовестные, правильные: их не занесло ни в криминал, ни в наркоту, к алкоголю были равнодушны.

В клубе на работе Семен и Виктор прожили десять лет. Виктор отслужил в армии и снова вернулся жить на работу.

Самое обидное, даже абсурдное в этой ситуации вот что: не живя ни дня в квартире, положенной им по закону, они стали заложниками огромного коммунального долга. Как только братьям исполнилось 18 лет, платежи за ЖКХ стали начисляться и им. Парни о таких юридически-коммунальных истинах не подозревали, узнали обо всем только через несколько лет после выпуска из детского дома, когда с банковской карточки Виктора приставы неожиданно списали все деньги — 36 тысяч. Стали разбираться, оказалось, что по суду братьев солидарно (это когда каждый из должников одинаково отвечает за долг. — Прим. ред.) обязали выплатить долг в 700 тысяч рублей. Сумма для них огромная.

Илья тогда помог Семену и Виктору: составил иск в суд, чтобы оспорить решение. Судья, узнав все обстоятельства истории, пошла навстречу, снизила долг до 50 тысяч. С тех пор каждые три года управляющая компания снова обращается в суд (чтобы не прошел срок исковой давности), и с братьев взыскивают их часть коммуналки, это около 40 тысяч.

Как-то Виктор через суд пытался добиться получения квартиры от государства как сирота. Но проиграл. Оказалось, что нужно было обращаться с иском до того, как ему исполнилось 23 года.

Кстати, в той самой квартире было прописано восемь человек. Кроме матери и братьев еще сестры (родные по матери, на них ее тоже лишили родительских прав) и их дети. Кто-то из сестер жил в квартире мужа, кто-то у отца. Братья как-то пытались договориться с ними: расплатиться с долгами, приватизировать, разделить доли, продать. Но к общему согласию не пришли, а приватизировать долями жилье нельзя.

Был еще вариант договориться с управляющей компанией, разделить счета, подключить электричество, сделать ремонт в одной из комнат и просто жить. Они даже начали обустраивать ее, расчистили от мусора, привезли унитаз. Но потом отступились от этой идеи: никаких правовых оснований занимать целую комнату не было.

В последние годы братья жили на съемной квартире. Виктор работал в столярном цехе, а с Семеном случилась беда: он серьезно заболел, выявили тяжелое хроническое заболевание легких. Когда объявили мобилизацию, Семен был в больнице. А Виктор сам пошел в военкомат, объяснил, что живет не по прописке, чтобы не подумали, что он уклонист. Ему тут же вручили повестку. Он купил себе форму и всё, что нужно по списку. Семен отпросился из больницы проводить брата.

А спустя два месяца братья снова встретились — в реанимации госпиталя Бурденко в Москве.

Виктора привезли сюда грузом 300 после осколочного ранения в голову в зоне боевых действий. За несколько недель до этой тяжелой встречи Семену позвонил их общий друг, с которым брат уезжал из Екатеринбурга и попал в одну часть. Сказал, что «Витя тяжелый, грузим в "Урал"». Дальше связь пропала.

Семен вместе с Ильей и друзьями по детскому дому несколько недель искали Виктора. Звонили на горячую линию, там после разговора с командиром части их пытались убедить, что Виктор жив-здоров и находится на поле боя.

В итоге брат нашел Витю в госпитале Бурденко. Его доставили туда без документов, без жетона, под чужой фамилией. Она была созвучна с его, поэтому случайно при отправке записали неправильно. Семена отпустили из екатеринбургской больницы, и он приехал в Москву вместе c друзьями по детскому дому.

— Витя, мы тебя нашли, ты узнал нас? Возвращайся [в сознание], Витя, мы ждем тебя! — говорили они ему, лежащему под капельницами. Виктор не мог им ничего ответить. Сейчас он начал дышать сам, трахеостому (искусственное отверстие в гортани для обеспечения дыхания. — Прим. ред.) убрали, рана почти затянулась, но Витя не заговорил, лишь издает звуки. Кормят его через зонд, но потихоньку раз в день начинают кормить с ложки.

Врачи рассказали Семену, что брату спасли жизнь в луганском госпитале, туда его привезли сразу после ранения. В тот момент в госпитале работал высококлассный московский нейрохирург, он и сделал первую операцию: убрал гематому, при этом пришлось удалить часть черепа.

С Семеном мы разговаривали по телефону, он еще продолжает лечение в больнице в Екатеринбурге. У него инвалидность, но группа рабочая. А что будет с Виктором, вернется ли к нему память, речь — неизвестно. Сейчас он тяжелый инвалид, которому нужен круглосуточный уход.

Семен в отчаянии, ему некуда везти брата после выписки. Та самая квартира, которая закреплена за ними, опечатана администрацией города, вероятно, из-за огромного долга за коммуналку — он уже два миллиона рублей. Часть братьев из этой суммы небольшая, сорок тысяч.

Кроме этого, на Семена свалилась еще одна проблема. Он узнал, что у Виктора почти миллион долга (вместе с коммунальным) по нескольким просроченным потребительским кредитам. Самый маленький — 10 тысяч рублей, самый большой — 600 тысяч. Сколько он брал, когда, какая просрочка и пени, Семен не знает. Пока исполнительное производство приставы приостановили.

К боевым выплатам брата — их около 700 тысяч — он не прикасается, понимая, что нужна будет реабилитация, долгая, многолетняя. Бесплатного курса по ОМС не хватит. Выплаты по ранению, видимо, также пойдут на реабилитацию. Семен говорит, что будет использовать все возможности, бороться за восстановление Вити.

При этом Виктор Баутин до сих пор, уже третий месяц, официально не признан раненым и потому ни на какие выплаты по ранению рассчитывать не может. А Семену не положены льготы на проезд до госпиталя, деньги на билеты в Москву собирали их друзья.

— О том, что брат не числится в списках раненых и базе госпиталей, мне сообщили в военкомате. Врач госпиталя Бурденко нам рассказал: командир части его уверял, что Витя до сих пор на передовой. При этом Витя лежал в реанимации. Я ничего не понимаю, что происходит, где этот командир находится? В военкомате каждую неделю мне отвечают, что ждут ответа от командира части. Где Витины документы — неизвестно, их до сих пор не могут найти, — говорит Семен.

Зато в военкомате он узнал, что их мать, лишенная родительских прав, занесена в базу данных как ближайший родственник, претендующий на все боевые выплаты Виктора.

— Сказали [сотрудники военкомата], что она пришла, представилась матерью, сказала, что хочет получить выплаты, — говорит нам Семен.

Последний раз он видел мать больше десяти лет назад, встретились на суде по долгам за коммуналку. Он вспоминает, что воспитатель в детском доме говорила, что мать приезжала к ним один раз. Но они с братом этого не помнят.

— Мы росли со старшими сестрами в разных детских домах, хотя по закону разлучать нельзя. Младшая сестра родилась уже после того, как мы попали в детский дом. Младшую воспитывал ее отец, ушел от нашей матери, забрал ребенка. Сейчас с сестрами я, бывает, общаюсь, они у нас хорошие, у них благополучно всё. Одна из сестер и рассказала матери, что Витя ранен, спросила еще: «Может, в госпиталь съездишь?» Она ответила, что устроилась на работу и у нее нет времени. Тогда в военкомате я объяснил, что мать лишена родительских прав, и это будет неправильно, если деньги достанутся ей. Показал решение суда за 1995 год о лишении ее прав. [В военкомате] согласились, теперь матери нет в списке.

Пока единственный хороший момент в этой истории — то, что в ближайшие дни Семена наконец выписывают из больницы с ремиссией.

Илья, чтобы хоть как-то помочь братьям, обратился в Следственный комитет с заявлением и просьбой проверить действия чиновников: почему никто не проконтролировал, что выпускники детского дома остались, по сути, на улице? СК возбудил уголовное дело по ч. 1 ст. 293 УК РФ (халатность). Проверяются действия администрации Орджоникидзевского района, областного министерства социальной политики, выясняются все обстоятельства.

Е1.RU обратился к свердловскому депутату Максиму Иванову с просьбой оказать содействие героям этой истории. В первую очередь помочь добиться, чтобы Виктора официально признали раненым. Этот вопрос решился достаточно быстро. Помощница депутата созвонилась с госпиталем Бурденко, где подтвердили, что у них нет вопросов по личности бойца. В госпитале заверили, что все документы на него составлены и отправлены в воинскую часть, это нужно для оформления необходимых выплат.

— Остается вопрос о льготном проезде родственников в госпиталь. Такая мера поддержки действительно есть, оформляется через военкомат в форме перевозочных документов или в виде компенсации расходов после поездки. Сейчас выясняем, кому из родных положена эта льгота (например, родителям или жене). Если братьев или сестер нет в этом перечне, [кому положена льгота], выступим с инициативой, чтобы внесли и расширили список, потому что, как мы видим, ситуации могут быть разные, — сказал Максим Иванов.

Но самый острый вопрос сейчас — где Виктору жить после выписки. Решить его оперативно не получится.

Екатеринбургский юрист Евгений Крылов считает, что у наших героев были все правовые основания для получения жилья.

— То, что они прописаны в той муниципальной квартире, — это ничего не значит, — объясняет Евгений. — Квартира непригодна для проживания. И в этом случае сироты могут претендовать на получение жилья от государства. Но это дело осложняется, тем, что оба брата возрастные сироты, им больше 23 лет. Именно до 23 лет они должны были подать заявление о включении в список на получение жилья. Если позже, нужно доказать уважительность причин, почему они этого не сделали вовремя.

Юрист пояснил: правовая неграмотность или поздняя социальная адаптация детдомовцев для суда не является уважительной причиной. Хотя шансы добиться через суд получения квартиры, по мнению Евгения, все-таки есть. В случае с Виктором нужно добиваться пересмотра его дела по вновь открывшимся обстоятельствам. А Семену, который еще не обращался в суд, подать иск и попробовать доказать уважительность причин, почему он не сделал этого раньше.

— А вот бездействие государственных органов как раз может являться уважительной причиной. Например, если опека вовремя не разъяснила право на квартиру, не сделала должные шаги, чтобы включить их в список тех, кто имеет право на получение квартиры, — говорит Евгений Крылов. — Сотрудники соцзащиты обязаны контролировать всех сирот на своем участке, через руководство детского дома разъяснять им право на жилье. Перед выпуском проверить сохранность их жилого помещения, куда, в какие условия они заселяются. Делается запрос в администрацию района, оттуда выезжают с проверкой квартиры, где будут жить сироты. Если жилье для жизни непригодно, сиротам обязаны разъяснить: нужно написать заявление для включения в список.

Евгений говорит, что это проблема многих выпускников детских домов, при выпуске им не разъясняют подобных важных моментов. А после 23 лет обращаться в суд уже может быть поздно.

— И все-таки в данном случае нужно добиваться, позитивная судебная практика по подобным делам есть, — заключил юрист.

21 февраля президент России Владимир Путин, оглашая послание Федеральному собранию, предложил создать государственный фонд помощи семьям погибших бойцов и ветеранам СВО. Он будет координировать такие вопросы, как предоставление социальной, медицинской, психологической поддержки, решать вопросы социально-курортного лечения и реабилитации.

Мы рассказывали историю Насти из Екатеринбурга, она также сирота, мать лишена родительских прав. Ей повезло, она не попала в детский дом, жила с бабушкой. Семь лет она не может добиться квартиры, несмотря на выигранный суд.

А вот еще один случай: у выпускницы детского дома на торгах за долги хотели продать единственную квартиру. Она также не воспользовалась своим правом на получение жилья из-за юридической неграмотности с юности. Купила квартиру в ипотеку в 40 лет.