Что общего может быть у восьмиметровой косатки весом под восемь тонн и 20-граммового хомячка? Как минимум то, что эти животные подвержены таким классическим человеческим недугам, как гастрит и язва желудка. Значит ли это, что и лечение этих болезней у животных должно быть «человеческим»? Корреспондент 45.ru выяснила это в беседе с курганским ветеринарным врачом Александром Черновым, спасающим здоровье животных по всему миру. И параллельно превращающим Курган в центр мировой ветеринарии.
Александр Чернов — руководитель курганской ветеринарной клиники «Эндовет», референтного центра немецкой фирмы Karl Storz в ветеринарии на территории СНГ и тренингового проекта «ВетЭндоШкола», который специализируется на эндоскопии (исследовании организма через его естественные полости без хирургического вмешательства с помощью специальных приборов — эндоскопов). Об успехах проектов в Кургане, как признается Чернов, пишут мало, зато через интернет он сам охотно рассказывает о своей работе коллегам со всего мира. За последние восемь лет зауралец обучил в Кургане десятки специалистов из Польши, Литвы, Латвии, Эстонии, Белоруссии, Голландии, Испании. В 2018 Чернов и его команда намерены развивать свой проект в Норвегии, Франции и Румынии.
— Благодаря средствам электронной массовой коммуникации мы не чувствуем себя одинокими, — начинает он рассказ об эндоскопии. Мы создали совместный проект с госучреждением «Клинико-диагностическим центром гастроэнтерологии» (где я являюсь заведующим экспериментальной лаборатории), который огромнейшую роль играет в исследовательской деятельности и обучении специалистов, и оказались на острие эндоскопических знаний. Эндоскопия — это самое перспективное направление не только в медицине человека, но и в ветеринарной медицине. Вчера я делал операцию в брюшной полости собаке, при этом на брюшной стенке мы не оставили никаких следов: шерсть не брили, ничего не делали. Это будущее современной хирургии не только в ветеринарии, но и в медицине человека.
— Как вы выбрали профессию?
— У меня два образования. По первому я хирург (медицины человека), по второму — ветеринарный врач, сейчас реализую оба из них в экспериментальной и ветеринарной медицине. Эксперимент — такой этап в разработке и внедрении новых технологий, когда сначала все придумывается, технологии пробуют на животных, потом наработки реализуются в научных публикациях, потом в клинической практике ищут варианты, как применить нововведения и только потом таким образом пробуют лечить человека. Это дает нам уникальный шанс воплощать в жизнь новые идеи в хирургии у животных, часть из которых, после исследований применяется в медицине человека. За последние годы было очень много совместных работ с сотрудниками курганской областной клинической больницы.
— Когда вы поступали в вуз, у вас была цель помогать животным?
— Я вырос в семье медиков: отец Чернов Владимир Федорович — хирург, ему 76 лет, а до сих пор работает. А мама, Галина Павловна, — ветеринарный врач. Я не очень-то задумывался, выбирая вуз.
— Хорошо, тогда как вы выбрали именно направление эндоскопии?
— Вот этот момент я помню хорошо. Около 15 лет назад у меня был пациент — такой веселый французский бульдог. Он вел себя очень странно: ходил на передних лапах вниз головой, как цирковой. Я посмотрел собачку, потрогал, предположил, что он мог проглотить, например, детскую игрушку. У меня был прибор, первый эндоскоп — достался по наследству (я тогда к нему без трепета относился, это сейчас он на стене висит, как музейный экспонат). Ввожу эндоскоп, прохожу по пищеводу в желудок, а оттуда на меня два глаза смотрят. Я тогда не сильно готов был к таким потрясениям, опешил, потом успокоился: в желудке была игрушечная обезьянка с большущими глазами. Сейчас я бы все сделал эндоскопически (удалил игрушку через пасть пса), но тогда мне пришлось делать разрез брюшной стенки, чтобы достать обезьянку.
С тех пор у меня возникла тяга к эндоскопии. В век гуманизма у нас есть приборы, которыми можно через естественные отверстия или маленькие дырочки сделать то, что ты раньше делал через большие разрезы. С малой травмой, с минимальной болью…
— А к животным тоже применяется термин «гуманная медицина»?
— Мы говорим humanitarian medicine, имея в виду «медицину человека». Но возникает вопрос: «а что, ветеринарная медицина не гуманная»? Так, конечно, говорить некорректно, но принцип минимализации любого вмешательства актуален и в ветеринарии, и в медицине человека.
— Кто были ваши самые маленькие пациенты?
— Самые маленькие пациенты — джунгарские хомячки по 20 граммов. Это был случайный пациент: у моего знакомого хомяк заболел — у него была накожная опухоль. Мы ее удалили, но эндоскоп я не использовал. У хомячков одна проблема — они живут недолго по своей природе. А самый большой пациент — косатка.
— Где вы взяли косатку?
— Она была в Находке, у нее была серьезная патология, появилась рвота с кровью — это признаки гастрита, язвенное поражение. Представьте: вес косаток от двух до десяти тонн, а длина от 4 до 12 метров. Это гигантский зверь, состоящий из сплошных мышц, и у него проблемы с желудком — она кушать не может. Мне нужно было придумать, как удалить инородные тела из желудка в полтора кубических метра.
— Это сколько в людях?
— Это примерно полтора человека. Я готовился к операции в Кургане, сделал инструменты сам из разных материалов — микс разных приспособлений, использовал эндоскоп длиной более трех метров (до желудка расстояние около двух метров, а еще до косатки нужно дотянуться). Мы не знали, сколько в ней инородных тел. Косатку зафиксировали в воде, но это не мешало ей иногда дергаться — тогда все разлетались в разные стороны. Я стоял у ее пасти на понтоне и около семи часов извлекал части канатов, сеток, которые она проглотила еще до того, как попасть в океанариум. В итоге мы извлекли около 65 килограммов инородных тел, в том числе и чьи-то купальные принадлежности).
Из морских млекопитающих работал с дельфинами, гриндами, белухами (у них такой веселый локатор на голове). Из ластоногих — с байкальскими нерпами, моржами. У них тоже бывают проблемы с пищеварительным трактом.
Помимо кошек и собак, эндоскопически работали с кроликами, хорьками, черепахами, игуанами, обезьянами, львами, рысями, ягуарами и даже медведями. Я считал: всего лично лечил представителей около 30 видов животных, включая человека.
— Я у вас в соцсетях видела фото львицы на операционном столе.
— Такой опыт был в нескольких местах: в Москве, Красноярске и Тбилиси. Это зоопарковые животные. Нас приглашают иногда делать такие уникальные малоинвазивные вмешательства. Опять же представьте львицу около 250 килограммов, которая лежит на операционном столе, но очень сильно хочет вас съесть. Для операции ее обездвижили седативным препаратом. Тогда мы удаляли яичники, через миниатюрные доступы в брюшной стенке. Операция нужна была, чтобы поведенческие реакции стали более адекватные, потому что стерилизованные животные не такие агрессивные, как дикие. А теперь представьте, как львиц, которые хотят откусить от вас кусок, обрабатывать послеоперационные ранки? (Смеется.)
Я летал по обмену опытом в разные страны: в ОАЭ к дельфинам, несколько раз в Турцию, в Прибалтику, в разные города России.
— Как это происходит? Вам звонят и говорят: приезжайте?
— Я не мультяшный Айболит (Смеется.). Врачи, практикующие эндоскопию, привязаны к оборудованию, у нас куча чемоданов. Нужно, чтобы в каждом городе были такие специалисты и такое оборудование. Например, недавно из Екатеринбурга просили совет, как быть с недомогающим дельфином. Я порекомендовал своих учеников. У дельфина было инородное тело в желудке, его успешно достали. Кстати, дельфинам очень удобно делать операции, потому что они дышат через отверстие на голове. А у людей, кошек или собак во время операции нужно следить за дыханием.
— Вас приглашали на работу в другие города?
— Да, все время. Но я сразу знал, что исследовательская деятельность в эксперименте и разные проекты, например, обучение эндоскопии здесь, буду делать в Кургане, и сам буду работать в Кургане. Мне неуютно в больших городах. Проще позвать специалистов из других стран на обучение сюда: здесь есть площадка, которую мы уже 20 лет создаем. Всего-то нужно рассказать людям о себе, а благодаря интернету это сделать все легче и легче.
— Самое большое ваше достижение?
— Я защитил кандидатскую диссертацию на тему хирургии дефектов брюшной стенки с помощью сетчатых конструкций из никелид титана. Я понимаю, что такое грыжа брюшной стенки и как ее лечить с помощью эндоскопии.
— А как вы относитесь к критическим замечаниям в отношении вашей клиники? Например, пользователь Елена пишет: «Об «Эндовете» осталось не очень лестное впечатление, как и от многих других клиник — если хорошее качество лечения, то цены неимоверные, если же цены доступные, то животное не выживет».
— Касаемо клиники животных комментарии оставляют недовольные люди, те, кому все понравилось, редко пишут, но и таких положительных отзывов в интернете количественно больше. Я отношусь к этому и болезненно, и позитивно: по каждому замечанию мы разбираемся, и каждый такой отзыв помогает нам измениться к лучшему.
— Это характерно не только в ветеринарной медицине, но и в медицине человека. Есть мнение, что в частных клиниках навязывают дорогостоящие услуги или препараты, не разъясняют, почему назначается то или иное лечение.
— Это следствие общей «образованности» и социального положения. Наша проблема — это наше наследие, которое не дает нам быстро перестроиться с одного уклада жизни на другой. Я родился в СССР, когда мы друг другу доверяли, а сейчас доверия нет совсем. Чтобы оно снова появилось, нужно время. Мы в проекте «Эндовет» пытаемся просвещать, у нас есть школа здоровья животных, но это капля, которая растворяется в море социальных проблем. Больше 50% претензий связано с ценовой политикой, а мы приборы закупаем за миллион рублей в месяц. Cколько при таких расходах должна стоить услуга?
— Есть ли у нас культура обращения с домашними животными?
— Лет 20 назад животных будто не существовало в юридическом плане. Сейчас это наше с вами имущество, животные-компаньоны закреплены за владельцами законом. Культура есть, с каждым годом она меняется в лучшую сторону, как и все мы. И если бы в семьях было больше животных, статистика по суицидам, сердечным заболеваниям и продолжительности жизни была бы гораздо лучше, чем сейчас.
Алена Кононова