«Пишу для ребенка внутри меня»: поговорили с поэтессой Еленой Сыч о воспитании, роли школы и чему стоит учиться у детей

На Всероссийской неделе детской книги, которая длится с 24 по 30 марта, в Курган приехала детский писатель из Челябинска Елена Сыч. Корреспонденту 45.RU посчастливилось задать ей вопросы о творчестве, педагогике и жизни.

— Выступая на сцене, вы так легко и хорошо ладите с детской аудиторией! Насколько важно детям вживую пообщаться с писателем, а не только через его произведения, книги?

— Спасибо за вопрос. Поскольку у меня 40 лет педагогического стажа, то, наверное, это каким-то образом накладывает отпечаток. Мне на самом деле очень приятно выходить на аудиторию, я это очень и очень люблю. И когда я вижу, как радостно воспринимают дети мое появление и как мы общаемся с ними, то понимаю, что эта встреча, которая проводилась мной, запомнится деткам надолго. Ради этого и стоит приходить.

Контакт устанавливается как-то сам собой. Пока этот контакт есть, я буду выходить на детские аудитории. Хочу сразу же сказать, что мне всегда интересно встречаться и со взрослыми слушателями, потому что, несмотря на то что они уже далеко не дети, они тоже впадают в какое-то такое состояние, очень близкое к детству. Это радует.

— Где вы работали педагогом?

— Я начинала как воспитатель детского сада, затем преподавала студентам русский язык и литературу. Уже давно нахожусь на пенсии. Это тоже, кстати, повод для радости, потому что появилось много свободного времени, когда можно сочинять.

— На пенсии уже сколько времени?

— Почти 10 лет.

— Это самый плодотворный период вашей жизни?

— Я думаю, да, потому что встречи мы проводим очень и очень часто. Фактически как на работу хожу каждый день, и в самые разные аудитории. Это школы, детские библиотеки, самые разные учреждения, которые так или иначе связаны с детьми.

— Какой ваш любимый детский возраст?

— Третий класс. Третьеклассники, пожалуй, для меня самые-самые интересные слушатели, потому что они уже умеют задавать вопросы, уже умеют анализировать, знают много стихотворений наизусть, легко идут на контакт. Вроде бы они уже и взрослые, нельзя их назвать детьми в полном смысле этого слова, как дошколят, но в то же время это открытые люди. Они, может быть, даже считают себя взрослыми, но на самом деле им еще расти и расти. И дай бог, чтобы это чувство детства оставалось в них как можно дольше.

— Ваши произведения, получается, больше рассчитаны именно на эту аудиторию, на третьеклассников?

— Нет, я пишу для себя, исключительно для себя. У меня есть и взрослые вещи. В 2021 году был издан роман в городе Казани. У меня есть стихотворения для женской аудитории, лирические произведения. А всё остальное я отношу к детской поэзии условно, потому что, как ни странно, среди произведений, адресованных детям, есть философского направления, есть басни, если говорить о жанрах, есть у меня сказки и рассказы.

Мне всё интересно. Я никогда не задумывалась над тем, что вот это будет для аудитории третьеклассников, а это вот — для первого класса. Это всё очень условно. Я пишу для себя, для того ребенка, который внутри меня находится. А что получается, то получается.

— И для внуков?

— Да, и для внуков. И бесконечно радует: что-то, что ты придумываешь, кому-то еще нравится. Это приносит такое несказанное удовольствие, потому что одно дело — писать в стол, а другое дело — когда у тебя есть читатель, потенциальный читатель, ну и есть какое-то имя.

— А сколько лет вашей внучке?

— Моей внучке 2 апреля будет 10 лет. Она учится в третьем классе, и ей кажется, что все бабушки пишут книжки. Да, она относится к этому так легко и просто. Я очень благодарна ей за это, потому что детское восприятие — самое чистое, самое-самое правильное.

— Считает, что все бабушки пишут книжки… Но блинчики-то вы тоже печете?

— Конечно, она так активно мне в этом помогает! Я только смотрю, чтобы она не обожгла ручки. И пирожки, и тортики, и печенье. Вот она первая помощница. Я вообще очень рада, что у меня есть внучка. Потому что у меня два сына и внук. Внучка — это совершенно другая планета, другой человек, другие представления о мире. У нас многое совпадает с ней.

— Что становится материалом для ваших произведений? Какие-то мимолетные впечатления, воспоминания из детства, молодости, из садика, может быть?

— Вообще природу творчества невозможно объяснить. Откуда оно берется, я не знаю. Когда меня спрашивают на встречах, в чём вы черпаете вдохновение, я всегда честно говорю: «Тарелка пельменей, и я напишу всё, что хотите». На заказ много бывает таких вот моментов, когда звонят из журнала какого-нибудь.

— Их вообще много? Сколько в России осталось?

— Есть много детских журналов, самых разных. Есть такие, которые много лет на плаву, например «Пионер», «Мурзилка», «Кукумбер», челябинские журналы. Какая-то тема задается, и придумываешь стихотворение, просто заставляешь себя сесть и что-то написать.

— То есть они сами на вас выходят? Специально не ищете, где бы опубликовать новое стихотворение?

— Нет, я вообще в интернете нигде не публикуюсь. Знаю, что есть какие-то сайты: «Стихи.ру» и так далее. Всё, что выкладывают, выкладывают какие-то читатели, люди, которые приходили на встречи и так далее. Сама я очень плохо пользуюсь возможностями техники и совершенно с ней не дружу, не понимаю, что нужно делать, как отправлять, отсылать и так далее.

— Ваше первое стихотворение где было опубликовано?

— Мое первое стихотворение было опубликовано в книжечке «Замечательный день», оно называется «Арбуз». Я его сочинила по просьбе соседки, потому что она попросила меня придумать четверостишье для ее дочери. Это было домашним заданием по литературе. Я взяла листочек, взяла ручку и неожиданно для себя написала «Плачет на грядке арбуз, дразнят меня толстопуз». И из этого получилось стихотворение. Девочка получила пятёрку. Мне не стыдно в этом признаться. С тех пор не могла остановиться и придумывала дальше.

— Это сколько лет вам было?

— Мне было 42 года. Прошло ровно 20 лет. Время идет очень быстро.

— Это грустно или нет? Как к этому относиться?

— Я отношусь к этому философически. Я же не могу поменять ход времени. Поэтому принимаю с благодарностью. Всё, что с нами происходит, мне кажется, это само по себе уже некое чудо. Потому что в нашей семье никто не занимался литературными трудами. И то, что меня вдруг посетила муза, для меня остается загадкой до сих пор.

— Вы как будто какой-то поток через себя пропускаете?

— Видимо, так. Я не могу это никак объяснить. Оно само рифмуется, само каким-то образом получается. Я из тех, кто не любит биться головой об стенку, мучиться, рвать на себе волосы. Мне почему-то кажется, что детские стихи должны создаваться легко, тогда они будут именно детскими. Я люблю радоваться по своей природе, я человек достаточно оптимистичный, может, поэтому и стихи такие.

Родители назвали меня при рождении Ляля, это было мое прямо официальное имя, но мне было очень тяжело с ним в городе, потому что обзывали, потому что показывали на меня пальцем. Я никогда не была маленькой, хрупкой, я всегда была такой дородной, крепкой. И когда пришло время получать паспорт, я его поменяла. Теперь очень жалею об этом, потому что, мне кажется, лучшего имени для детского поэта не придумать, чем Ляля.

— А почему родители именно так назвали?

— Я родилась очень маленькой.

— Отчество у вас очень интересное — Кашвиловна.

— Мой папа — Кашвиль Харединович. Я родилась в татарской деревне, в татарской семье. А имя Ляля было в тот момент очень модным. Многих девочек — моих ровесниц — называли именно так.

— Вы татарский знаете, да?

— Конечно, знаю. Я член исполкома Конгресса татар Челябинской области.

— Но пишете вы на русском?

— Я пишу на русском. Могу, конечно, на татарском что-то написать, но поскольку я не владею литературным татарским языком, к сожалению, только бытовым, то мне трудно. В татарском языке есть определенные законы, к примеру глагол должен стоять в определенном месте и так далее.

Я не берусь за то, чего не знаю, не умею. Мне все-таки хочется делать то, что я умею. Но меня переводят на татарский язык, и я перевожу с татарского языка, в общем-то, очень-очень дружу с родным языком и очень рада, что могу объясняться со своими сородичами на родном языке.

— Вы сказали, что вы по природе такой человек, который радуется. Что приносит вам радость?

— Мне всё приносит радость! Мне всё как-то нравится. Нравится дом, в котором я живу, нравятся люди, которые меня окружают. Мне нравится то, чем я занимаюсь. Изредка нравится свое отражение в зеркале, несмотря ни на что. Мне нравится общаться в плане профессиональном. Я уже сказала, что преподавала.

Мне очень нравилось общаться с моими подопечными, с моими учениками, с моими мальчиками и девочками, которых я бесконечно, безгранично люблю, потому что я у них тоже училась чему-то, а не только я была учителем.

— Чему, например?

— Я училась у них непосредственности. Училась тому, что не нужно стесняться каких-то вещей, не нужно казаться умнее, чем ты есть. Не нужно бояться детям признаться в том, что ты не знаешь чего-то. И не нужно быть такой заумной. Я очень не люблю недемократичных отношений с детьми. Мне не нравится авторитарный стиль. Амонашвили — это человек, педагог, который для меня является образцом.

Я люблю педагогику именно такого направления. Когда ты видишь в своем ученике личность, то лучшего быть не может. И когда ты продолжаешь формировать эту личность, и сам вместе с этим тоже формируешься, мне кажется, лучшей профессии нет на свете.

— Считаете ли вы, что плохих детей не бывает?

— Знаете, когда мы учились в университете, нам говорили, что ребенок рождается как чистый лист бумаги, что нужно только писать всё, что ты хочешь, на этот лист. Мне кажется, что ребенок все-таки рождается с какими-то задатками, которые потом ищут некий выход, хотят проявиться. И ты либо умеешь переформатировать это, либо тебе это не дано. А для этого ты должен быть сам умелым наставником. И я считаю, что детей можно только личным примером учить.

Можно сколь долго говорить: «Будь добрым, будь честным, будь трудолюбивым», но если ты сам лежишь на диване, ковыряешь в носу и никакой пользы не приносишь своей семье, то ребенок рано или поздно поймет: «Да ты демагог и больше никто». Вот личный пример. И опять же говорю, не надо бояться перед детьми быть слабыми. Можно и расплакаться перед своим ребенком.

Ты не обязан быть таким непогрешимым, идеальным взрослым, который знает ответы на все вопросы. Ты можешь и растеряться, и ребенок может это видеть, но ты должен выйти из этого положения и этим показать пример. Для ребенка нет ничего страшнее, чем страх его родителей.

— Страх за ребенка или любой страх?

— Страх вообще, в какой-то ситуации. Это всё настолько интересно, то, о чём мы с вами говорим. Тут каких-то однозначных ответов нет. И тем интереснее жизнь, наверное. Вот вспомните рассказ Распутина «Уроки французского». Там учитель лгала своему ученику для того, чтобы его подкормить, получается.

Мы можем ее осуждать, более того, она играла с ним в пристенок на деньги, но она ведь играла не для того, чтобы обогатиться и пополнить свой кошелек. Она играла для того, чтобы у него были деньги, она поддавалась ему, чтобы он мог поправить свое здоровье и просто хотя бы не быть голодным. Что это? Это поступок или проступок? Конечно, это поступок, и не каждый педагог на это способен.

Для этого и существует этот рассказ, чтобы мы подумали и для себя какой-то вывод сделали в этой жизни.

— Вот эти нормальные человеческие отношения в каком-то кризисе сейчас?

— Сейчас немножко изменились векторы, много рационального взгляда на жизнь. Профессия учителя поменялась в плане восприятия, в плане ее роли в обществе. Мы предоставляем услугу. Престиж низок до такой степени, что сейчас никто и не хочет идти в эту профессию по многим причинам. Нужно поднимать авторитет учителя.

И очень многое зависит от семьи. Всё зависит от семьи. Почему-то перекладывается всё на школу. Хотя мы знаем, что первична семья, а всё остальное потом.

— И до семи лет всё закладывается? Или до трех? До скольки?

— Ой, говорят, когда уже сидит в животике у мамы. Неслучайно японцы считают, что человеку столько-то лет и плюс еще девять месяцев.

Существует много разных систем, в каждой есть какое-то полезное зерно. Только не надо фанатеть, я так думаю. Вот я противница проверки техники чтения. Я знаю, что многие скажут: «Как так, вы не имеете права так говорить, ребенок должен быстро читать, чтобы быстро решить какую-то задачу, чем будет идти тык-мык-пык». Отвращение потом к чтению вызывается, страх. Мы теряем больше, чем приобретаем.

Ребенок всё равно научится читать. Один холерического типа темперамента, другой меланхолик, но они никогда они будут читать одинаково. Я считаю, что холерик читает быстро, не понимает про что. Флегматик читает медленно, но он понимает смысл прочитанного.

Это же два совершенно разных подхода, мы не можем это сравнивать и ставить одну оценку.

— Есть у вас какая-то мечта, может быть, что-то написать, издать или вообще что-то не связанное с литературой?

— У меня на сегодняшний день 16 детских книжек. Сейчас я пишу женский роман, и там собраны истории, которые я слышала от своих подруг, от знакомых. Они какие-то смешные, может быть, необычные, и тем интереснее для меня. Я не знаю, для какого круга читателей будет эта книга, потому что это не детское произведение, это уж точно. Во что выльется, пока не могу вам сказать.

Особых мечт нет. Лишь бы всё было хорошо, спокойно в нашей стране. И пусть много будет встреч с детьми! Вот это то, что сейчас есть. Пусть оно продолжится столь долго, сколько я буду этого хотеть и сколько захотят мои читатели.