«Не верю в детей, которые у меня не были»: врач-травматолог — о влиянии гаджетов, первой помощи и подорожнике

Захожу в травмпункт детской поликлиники на улице Мяготина второй раз в жизни. Первый раз лет в восемь я бежала по коридору и запнулась о стул, на котором бабушка занималась помидорной рассадой. Трещина на мизинце — не то, чем хвастают в школе, но гипс всё же наложили.

Сегодня повод приятнее: мы договорились о встрече с детским врачом — травматологом-ортопедом Павлом Матушкиным, о котором на сайтах о врачах только положительные отзывы (хотя ведь именно этот человек вправляет болезненные вывихи и успокаивает тревожных родителей). На входе в кабинет — лист пациентов на день, в котором 45 (!) человек. Но это совсем не рекорд, а наоборот — смена началась спокойно, говорит собеседник.

— Это ваше обычное количество пациентов?

— Обычно до 14:30 приходит от 60–80 человек, а за рабочий день количество пациентов у одного доктора стремится к трехзначной цифре за смену с 08:00 до 21:00. Но рекорд зафиксирован 14 апреля 2014 года — мы приняли 140 человек.

— Что же такого произошло тогда?

— Никаких дорожных катастроф, массовых отравлений! Просто так сложилось, что в этот день пришли все, кому нужно было и кому не нужно.

— С какими травмами в это лето обращались? И есть ли у детских травм сезонность?

— У детского травматизма — всесезонный характер. С сентября по май дети травмируются в связи с тем, что находятся в детских коллективах, школах и садах. С июня по август — потому что находятся на отдыхе. Дело не в сезоне, а в том, что дети — это дети. Когда у детей знакомых я спрашиваю, были ли они в травмпункте, некоторые говорят, что никогда. Мне так неловко становится, что я-то думаю, что все у меня бывали!

Летом ран гораздо больше, чем осенью-весной. Летом переломов не меньше, но зимой их все-таки побольше. В нашем климате на это влияют скользкие поверхности, даже при очень хорошей уборке (а все заметили, что уборка тротуаров и проезжих частей улучшилась). Тем не менее дети могут упасть даже в детской комнате, где всё сертифицировано и есть специальное покрытие.

Что касается осени, безусловно, с учетом нашего климата и с учетом того, что фрукты созревают осенью, количество травм может увеличиться...

— Подождите-подождите, травмы, связанные с фруктами, — это что, все лазят через забор к соседям за яблоками?

— Конечно, это самый типичный случай! То есть у кого-то ссадина, у кого-то рана, а у кого-то и открытый перелом. Что касается учебных заведений, то как бы ни старались педагоги соблюдать стандарты и что-то придумывать, чтобы дети были в более безопасных условиях, наша общая гиподинамия и гаджетизация (я не произношу эти слова с негативной коннотацией, это факт) дают понять, что это неизбежно и, наверное, обратного пути уже нет. Это наша реальность. Дети травмируются всё чаще и чаще. Эта же ситуация сказывается на внимании: все «экраны» способствуют внутреннему развитию с ущербом для внешнего.

Лет 10–12 назад, когда я после медицинского вуза после интернатуры и аспирантуры начинал свою работу, в год количество обращений составляло четырехзначную цифру: 8–9 тысяч. Сегодня эта цифра стала пятизначной: в год меньше 10 тысяч человек к нам не обращается. Для нашего небольшого города и даже региона это очень большая цифра.

То есть у нас, у нашего небольшого количества детей травм не просто много, а их количество растет с каждым годом. Но мы стараемся никому не отказывать, несмотря на очередь, нехватку персонала и другие нюансы.

К счастью, не всё так печально: количество легких травм, ушибов, ссадин, растяжений все-таки больше, чем тяжелых.

Мы делаем, мы проводим осмотр, назначаем рентген, делаем снимки.

— То есть, если ребенок сидит в планшете или в телефоне, — это влияет на то, что он становится менее ловким?

— В планшет можно загрузить информацию, например, спортивную тренировку, как рационально питаться, но посмотреть — это одно, а выполнить — другое. В сутках 24 часа, и, чем больше ребенок «в гаджетах», тем меньше он находится на улице. На саму физическую активность, на прогулки на свежем воздухе остается очень мало времени. Понятно, что если бы в лесу был отличный сигнал, то все бы мы и там находились с гаджетом в руке. Но таких лесов мало (улыбается).

— Как понять, с какой травмой ехать к вам, с какой — вызывать скорую, а с какой — можно идти домой?

— Чтобы не получить травму, нужно заниматься профилактикой и укреплением мышц, и тогда большинство ударов будут заканчиваться диагнозами «ушиб» или максимум «растяжение», но никак не переломом.

Как определить степень нужды? Если есть деформации (речь не идет про врожденные искривления): например, рука или нога были ровные, естественной формы, а стали после происшествия изогнутыми, существенно отличаются от второй конечности (есть боль, ребенок плачет). Это повод для визита не просто в травмпункт, а в стационар Детской областной больниц имени Красного Креста. В 90% случаев в той ситуации, которую я описал, речь идет про перелом со смещением.

Что это означает? Что гипсом в условиях детского травмпункта не обойтись, так как потребуется обезболивание, например общий наркоз.

— В таком случае стоит вызывать скорую или ехать на такси?

— Травмы головы, особенно спины, требующие горизонтального (не на заднем диване пассажирского автомобиля!), а на жестких носилках — это вызов скорой помощи. В остальных случаях (ссадины, раны с остановившимся кровотечением, подозрение на ушиб, на растяжение) — лучше добираться самостоятельно.

Если есть сомнения, стоит ли везти ребенка с травмой в травмпункт, то лучше приехать. Да, где-то очереди, где-то нервотрепка, но лучше своевременно показаться доктору, чтобы потом не переживать.

— Что будет, если не приехать сразу?

— Буквально вчера был случай. Маленькая гематома у ребенка 2,5 года, но самочувствие его ухудшалось, и на третий-четвертый день родители обратились к нам. Мы сделали контрольные рентгеновские снимки, и по их результатам мы выявили линейный перелом лобной кости: судя по геометрии травмы, это было, скорее всего, падение с полуметровой высоты во сне с опорой на лоб.

Ребеночек сейчас лечится в стационаре, с ним всё хорошо. Но, безусловно, прогноз был бы более благоприятным, если бы они приехали в тот же день или хотя бы на следующий. Только в таком случае мы можем не как волшебники, но управлять осложнениями благодаря многолетним наработкам.

— Как вы справляетесь с истерикой и паникой у пациентов и их родителей, чтобы провести все манипуляции?

— Мы стараемся не терять самообладание и оставаться неравнодушными, но при этом все-таки спокойными в хорошем и дисциплинированном смысле этого слова. Медсестра обычно успокаивает ребенка, а доктор разговаривает с мамой или с папой. У нас действительно очень много пациентов, всё это происходит в полуавтоматическом режиме. Кроме того, когда на глазах у папы и тем более у мамы плачущий ребенок перестает плакать из-за первого эффекта оказания помощи, происходит облегчение. Особенно если говорить про инородные тела или вывихи. Когда сустав встает на свое место, болевой синдром не может не уменьшиться. И дети, вне зависимости от возраста, меняют плач на улыбку, и родители жмут руку, благодарят и довольные уходят домой.

— Вы сейчас рассказали, что разные предметы достаете. Что, например: монетки из носа, детали конструктора?

— Был случай, который мы называем «Фиксики». Два года назад мама была одна с двумя детьми и, с ее слов, на две-три минуты отвернулась. Старший пятилетний ребенок накормил младшего трехлетнего 48 металлическими деталями конструктора. Возможно, мама как раз и отвернулась, чтобы приготовить еду. Но было уже поздно.

Как мы посчитали, что их 48? Из общего количества деталей 52 отняли оставшиеся. Сделали снимок в прямой проекции (насчитали 44, остальные, видимо, наслоились во время рентгена). Нужно отдать должное коллегам из отделения хирургии детской областной больницы имени Красного Креста, куда мы этого ребенка отправили: за счет промывания желудка естественным путем выходили из ребенка все 48 деталей.

— Что еще находите в детях: монетки, батарейки?

— С монетами на самом деле не так всё плохо, они из металла, а металл является рентген-положительным материалом, на снимке их хорошо видно.

Другое дело пластиковые и иные материалы — на снимке можно не увидеть. И в таких случаях мы тоже тесно работаем с детскими хирургами, потому что область живота в области желудочно-кишечного тракта — это прерогатива общей детской хирургии, а не травматологии. Легкие материалы представляют собой дополнительную сложность. За редким исключением они не вызывают кровотечения, но под наблюдение такого ребеночка часто кладут.

Батарейки — это самое опасное. Батарейки кнопочного типа, как правило, не текут, не выделяют электроды. «Пальчиковые» или «мизинчиковые» тоже, к сожалению, глотают, они, вступая в действие с желудочным соком, могут вызывать не только как механические повреждения, но и химический ожог. Такие травмы достаточно редки, и в таком случае точно нужно обращаться в больницу, и как можно скорее.

— Что с собой брать на прогулку тревожным мамам?

— Стоит брать бутылку воды. Желательно иметь шарфик или что-то вроде сумки с достаточно длинным ремнем, но это на случай крайней необходимости, чтобы остановить кровотечение. Ходить с аптечкой, врачебным чемоданчиком — это уже перебор. Но что бы я точно рекомендовал — это сухой лед. Стоит он недорого, нужно раздавить внутренний пакетик и прикладывать при подозрениях на ушибы и переломы, то есть закрытые травмы, на раны. Не в зияющие отверстия, а после наложения одноразовой салфетки или чистого носового платка.

Это нужно, чтобы получить местное обезболивание, например, в случае с раной кровоточащие сосуды зажимаются, кровотечение уменьшается или даже останавливается. Ну и, конечно, психологический эффект: ребенку становится если не легче, то, по крайней мере, спокойнее.

— Нужно ли следовать советам бабушек и мазать раны чистотелом, а к ушибу прикладывать подорожник?

— Несмотря на то что все шесть лет медицинского вуза в каждом учебнике в каждой строчке и между строк написано, что такие методы нежелательны и опасны, жизнь всё расставляет на свои места. Мы отмечаем гниение и другие серьезные осложнения при подобных воздействиях. Но существенный процент случаев, когда ссадины, иногда и неглубокие раны, поверхностные ушибы, незначительные растяжения такому способу воздействия поддаются.

Другое дело, что помимо химического и механического воздействия в силу вступают действия психологии. То есть ребенку и даже взрослому, когда что-то, как я уже на примере с пакетом сухого льда рассказывал, прикладывается пусть ненадолго и условно, то становится легче.

— У вас есть постоянные пациенты?

— Если у обычного взрослого человека или у ребенка толщина стандартной карточки не превышает 5–10 сантиметров, то есть некоторые наши пациенты («хронические», как мы любим говорить), у них достигает больше чем 10 сантиметров. Как правило, эти дети начинают получать травму в год, и так практически до 18 лет. Они действительно буквально наперечет, самые наши любимые, которые уже по травматологии продвинулись больше, чем некоторые начинающие доктора: они знают, сколько прикладывают льда, какие типы швов бывают, на какой день выдается справка.

Большинство наших пациентов имеют один перелом в год и реже. Тем, кто имеет больше одного перелома в год, мы назначаем консультацию ортопеда. Если в детском травмпункте сложно дать развернутый ответ и назначить тот же кальций, потому что полный коридор пациентов, то во время приема ортопеда есть время для спокойного разговора про здоровье бабушек-дедушек, наследственность у родителей, склонность к переломам, обсуждению питания.

Мы всегда родителям таких детей говорим: приходите в ортопедию, чтобы провести спокойный диалог и запланировать долгосрочное мероприятие со стойким качественным эффектом.

— А в чем все-таки причина таких частых обращение? Наследственность, питание или это просто очень активные дети?

— Если мы не говорим про так называемых хрустальных детей, у которых генетическая патология в чистом виде порождает огромное количество травм, то большинство таких пациентов, которые часто к нам обращаются, находится в зоне риска по травматологии. И этот риск можно и нужно уменьшить, а как уменьшать — это строго индивидуальный разговор.

— А дети, которые к вам ни разу не попадали, — счастливчики ли они?

— В детей, которые ко мне ни разу не попадали, я не верю (смеется). А если серьезно, то действительно, помимо статистического счастья, есть еще и объективные: генетическая среда, микроклимат и окружение дома. Да, кому-то везет, несмотря на большое количество ударов, эти удары пропускать, но в ушибы и тем более переломы их не трансформировать. Поэтому всегда рад за тех знакомых и тех людей, с которыми я разговариваю.

— Сколько у вас было переломов?

— Когда я пришел после интерната в детский травмпункт, в детской поликлинике, заведующий, который сейчас проживает в другом городе, попросил найти мою карточку. Такую карточку он бы не нашел, хоть я и занимался не только шахматами, но и баскетболом. Я практически не обращался ни сюда, ни к другим в другие медицинские организации. Были ушибы и растяжения, но переломов не было. В те годы мои родители, да и родители моих ровесников всегда говорили: «Само пройдет». Якобы нечего придумывать — ходить занимать очередь.

В наше время, в том числе в моей семье, отношение к легким травмам изменилось. Я не говорю, что нужно бежать по каждому чиху, но все-таки к детям даже не цивилизованное, а более урбанистическое отношение. Не по принципу «живем в сельской отдаленной местности, и до райцентра и до города транспорта не найти», а именно по принципу «лучше прийти». И мы, кстати, никогда наших пациентов за это не ругаем, что пришли зазря. Мы говорим: «Хорошо, что пришли! Но у вас ушиб, вы можете идти».

Мне грех жаловаться. Наследственность плюс добротное питание, кальций, калий, фосфор, рыба и молочные продукты. Мне не приходилось обращаться с переломами.

— Получается, вы тот самый счастливый несуществующий ребенок?

— Конечно. И в детстве, и сейчас.