«У этих людей будет резкое деление на своих и чужих»: курганский психотерапевт Ярослав Климко объясняет, какими могут вернуться бойцы СВО

После окончания специальной военной операции одновременно вернется домой большое количество людей со сложными психологическими проблемами, считает врач-психотерапевт, депутат облдумы Ярослав Климко. Он уверен, к встрече с участниками боевых действий нужно готовиться уже сейчас. Почему — в материале 45.RU.

— Мы все надеемся, держим кулаки за наших бойцов. Ждем их с победой. Но нужно понимать, что мы все столкнемся с непростыми ситуациями. Военным будет сложно адаптироваться к мирной жизни, нам будет сложно находить общий язык с многими из них, — говорит Ярослав Климко.

В 1996 году, рассказывает Ярослав Климко, он начинал работать в Центре психодиагностики УВД. Занимался обследованием и психологической подготовкой перед отправкой в служебные командировки в Чечню и Дагестан и возвращением из них бойцов подразделений органов внутренних дел.

— Конечно, сейчас будет тяжелее и сложнее, потому что раньше уезжали в командировки, которые были 3, или 6, или 12 месяцев. Но всё-таки это были командировки, ограниченные по времени и не такого масштаба боевых действий. Я не застал самую горячую фазу Чеченской войны, но в 96-м году слышал ее отголоски. С бойцами, которые участвовали в военных действий, работал. Я понимаю, что с фронта приходят люди с жизненными установками, психологическими особенностями, а часто и психотравмами очень изменившими их характер, — говорит Ярослав Климко.

Климко объясняет, что поведение и отношение ко многим вещам участников СВО, когда они вернутся домой, будет отличаться от того, какими помнят их близкие.

— Здесь возникнет первичная конфликтная ситуация. Не в смысле, что они начнут ругаться или драться. Проблема будет заключаться в том, что ожидание жен, детей, родителей будет отличаться от реальности, — объясняет психотерапевт.

По словам собеседника, необходимо работать и с женщинами, которые ждут своих мужчин.

В доказательство его слов можно привести дискуссию, которая развернулась во время одного из заседаний комитета областной Думы: тогда необходимость помогать семьям прокомментировала и заместитель руководителя по медицинскому сопровождению филиала фонда «Защитники Отечества» Оксана Пашкова.

— Жена говорит, что не может с ним находиться в одной комнате. Он бегает по квартире и каждые 15 минут кричит: «Дроны». Но при этом не считает, что ему нужно ходить к психологу, — отмечала она.

Ярослав Климко, который участвовал тогда в дискуссии в Думе, подчеркивает, что группы нужно создать массово. Встречи, на его взгляд, могут вести как волонтеры, обладающие определенными навыками, и социальные психологи, так и прошедшие через эти проблемы сами участники СВО и их жены. Хорошо, когда у истоков группы стоят и специалист, и человек, столкнувшийся с волнующими трудностями, добавляет он.

— В группах мужчины, вернувшиеся с СВО, получат консультативную помощь. Это не лечение, это не терапия. Встречи в группах направлены на то, что бы наладить взаимодействие между людьми, у которых общие проблемы. Кто-то делится своим опытом, кто-то рассказывает, что его беспокоит. В процессе некоторые смогут осознать необходимость более глубиной, квалифицированной помощи. Получить направление уже к врачу-психотерапевту или медицинскому психологу с навыками работы с ПТСР,  — отмечает Ярослав Климко.

Он подчеркивает, что нужно создавать группы психологической поддержки и для женщин, у которых погибли мужья или сыновья во время СВО, а также группы для людей, у которых пропали без вести близкие. Желательно, чтобы это были разные группы.

К слову, о таких группах говорила и председатель фонда «Защитники Отечества» Наталья Семина: «Когда есть групповая психотерапия, это помогает безоговорочно».

— Кто говорит, что это не нужно, я не согласна на 100%, — добавляла она, отвечая на вопрос 45.RU.

Если раньше участники СВО и их близкие с осторожностью относились к специалистам, отмечала она, то теперь приходят, спрашивают, как попасть на прием. В фонд люди обращаются за консультацией из-за утраты близких, панических атак.

— И сами бойцы приходят, и родственники. Разовой консультации мало, курс длится 10 консультаций, — отметила Наталья Семина.

Врач-психотерапевт Климков разъясняет, что у участников военных действий, которые возвращаются к обычной жизни, могут измениться черты характера и восприятие картины мира. В частности более резкое деление на «черное-белое», «свой-чужой». В совокупности с безоговорочной верой «на слово», а боевые действия серьезно развивают эти черты. Бойцы становятся идеальными жертвами для мошенников.

— В 1996–1998 годах я, как эксперт, участвовал в судебных процессах, когда люди, прошедшие через контртеррористическую операцию, через суд возвращали обратно свои квартиры. Аферисты с ними знакомились, с легкостью входили к ним в доверие, предлагая обменять их квартиру на улучшенную. Те верили каждому их слову, подписывали договор, не читая. В итоге оставались на улице. А нужно отметить, что тогда аферы были не так сильно развиты, а телефонных мошенников не было вообще! — вспоминает Климко.

Второй момент, как может измениться поведение людей, вернувшихся с фронта — конфликтные вопросы они будут решать с позиции силы. Кто сильнее, тот и прав. Они даже в мирной жизни они могут обесценить человеческую жизнь, потому что во время военных действий смерть становится обыденностью.

— Говоря о посттравматическом стрессовом расстройстве, у мужчин может появиться депрессия, апатия, нарушения сна, социальная дезадаптация, то есть им будет сложно вновь вернуться к мирной жизни. Характерной особенностью являются флешбеки. Например, ребята шарахаются от внезапно открывающихся окон, не дают детям гулять по газонам. В этом случае с ними должны работать квалифицированные психиатры и психотерапевты. Я не говорю о всех. Но для ряда людей, вернувшихся с боевых действий, такое поведение будет преобладать, — отмечает врач-психотерапевт.

Ярослав Климко предлагает проинвентаризировать на областном уровне все службы, которые оказывают психологическую помощь, все волонтерские движения. Подчеркивая, что нужно определить не только количество и качество специалистов, работающих в медицинских учреждениях, но социальных психологов и волонтеров, которые, например, ведут группы анонимных алкоголиков или родителей детей-аутистов. Возможно, кто-то из них будет готов получить дополнительную квалификацию и принять участие в процессе адаптации общества и последствий СВО.

Он объясняет, что современная медицина включает два типа оказания психологической помощи. Первый — это малая психиатрия. Психиатры работают с людьми, которые находятся на грани душевного срыва с помощью психотропных препаратов.

Нервные срывы, панические атаки, депрессивные состояния, посттравматические стрессовые расстройства лечат психиатры и психотерапевты.

— Психотерапевты — специалисты с высшим медицинским образованием, но между ними и психиатрами есть ключевое различие. Психотерапевты лечат людей не таблетками, а словом. Они работают над изменением убеждений, ценностей, психологических реакций, — говорит Ярослав Климко.

— Для государства нет разницы между психиатром и психотерапевтом, а вот для медучреждения есть. Психотерапевты не только мало людей в смену принимают, они еще быстро перегорают. Такая проблема существует, ее надо решать, — отмечает Климко.

Депутат вспоминает, что в конце 90-х годов в стране начался «психотерапевтический бум», до этого в Советском Союзе наличие души отрицалось и ее врачеванию не придавали особого значения, психотерапия, как медицинская специальность, отсутствовала. Когда в стране это направление появилось, «психотерапевтический вакуум» начал интенсивно заполняться, в Кургане при психоневрологической больнице создали Центр психотерапии, медицинской психологии и сексопатологии, заработал телефон доверия на базе БСМП.

— Однако спустя 5–6 лет пыл охладел, у некоторых руководителей департамента здравоохранения возникли вопросы. Сначала по поводу телефона доверия: «Почему в медицинском учреждении из бюджета финансируется отделение, которое оказывает психологическую помощь? Почему там работают и врачи, и психологи без медицинского образования? Относится ли вообще эта помощь к медицинской?» В конечном итоге было принято решение снять это отделение с баланса облздравотдела как непрофильное. Я помню формулировку: «В связи с избытком психологической помощи в городе», — вспоминает Ярослав Климко.

В 2010 году закрыли Центр психотерапии, психологии и сексопатологии по той же причине, отмечает собеседник.

— Тогда в департаменте здравоохранения стояли на позиции, что психологи, психотерапевты особого отношения к медицине не имеют. Настоящие врачи должны заниматься настоящими болезнями, лечить таблетками. Доказать, что, что неврозы, панические атаки и актуальное сегодня ПТСР — это болезни, которые должно и нужно лечить психотерапией, мне не удалось, — говорит Климко.

В 2009 году сократили отделение морально-психологической и информационной работы в военном комиссариате Курганской области. Об этом 45.RU сообщил начальник отдела по работе с гражданами ведомства Андрей Булычевский. Сейчас в штатном расписании у них нет психологов.

— Мы стараемся поддерживать бойцов добрым словом. Отдел военно-патриотической работы и работы с ветеранами занимается этой работой, проводит встречи. Если к нам обращаются участники, конечно, мы их выслушаем, стараемся помочь решить их проблемы. Рассказываем о курганском отделении фонда «Защитники Отечества», где ведут прием психологи, — сказал Андрей Булычевский.

Ярослав Климко подчеркивает, что сейчас вновь актуально открытие отделения психологической помощи на базе медучреждения.

— На необходимость двигаться в этом направлении указал губернатор, по его поручению в департаменте социальной защиты начали развивать психологическую службу, надеюсь, и до медицины дело дойдет,  — говорит Климко.

Мы отправили запрос с региональный департамент информационной и внутренней политики, чтобы узнать, сколько в регионе работает медицинских и социальных психологов и какую помощь готовы оказать участникам СВО. На момент публикации ответ не поступил.

Ранее мы рассказывали историю добровольца ЧВК «Вагнер». Вот как он возвращался к обычной жизни: Олег вспоминал, что первое время, когда он проходил лечение в госпитале, в голове у него был бардак. Ветеран говорит: когда снова оказался в спокойной мирной обстановке, то почувствовал озлобленность.

— Я когда со спецоперации пришел, вообще людей перестал понимать. Мне кажется, что мой мозг просто стал работать совсем по-другому, не так, как у обычных людей. А многие парни на фронте почти три года. Неизвестно, что в голове у них происходит. Конечно, хочется забыть то, что ты видел в бою. Когда человек возвращается к мирной жизни, важно не оставлять его одного.